Во второе воскресенье октября отмечается День работников сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности. Многие люди нашего района посвятили годы жизни этим отраслям, и о каждом можно написать поэму. Сегодня в преддверии праздника наш рассказ об одной из скромных тружениц села.

Приятную, симпатичную женщину, встретившую меня на пороге голубой веранды, знаю давно, с детства. Всегда она была доброжелательная, улыбчивая. Годы не стерли ее красивых черт лица, по-прежнему струится лучистый свет карих глаз, только обильные морщинки на лице говорят о возрасте и пережитых трудностях. Беседуя с Марией Васильевной Ламыкиной, понимаю, ее доброта — тот маячок, который притягивает к ней людей, с нею легко было работать окружающим, легко и приятно говорить сейчас.
Родилась Маша Соколова (девичья фамилия) в деревне Холмечь. Родители работали в колхозе. Когда началась Великая Отечественная война, ей было 10 лет. Теперь она относится к категории людей, которая официально называется «дети войны». Детства у них-то и не было, как такового. Рано начали трудиться в колхозе. Бригада девочек, которую поручили возглавить Марии, работала на прополке пшеницы. Несмотря на свой юный возраст, они понимали значимость своего труда — нельзя, чтобы сорняки уменьшили урожай, дорого было каждое зернышко. Взрослела, хорошела Мария, и так хотелось красивое платье и туфли! Молодость ведь! А в колхозе денег не давали, да и паспорт тоже. Мария принимает решение устроиться на погрузку на железнодорожную станцию в Кокоревке. Некоторое время она и еще несколько девушек из деревни таскали на своих хрупких плечах с мебельной фабрики в вагоны тяжелые ящики, которые, казалось, мужчинам только под силу. Однако девушки не жаловались, рады были живой копейке. Их-то и нельзя было еще на такую работу брать — несовершеннолетние, но нужна была рабочая сила, и руководство приняло их. А тут вернулся с фронта прежний начальник («Без руки» -вспоминает Мария) и уволил несовершеннолетних работниц. Пошли собирать живицу (смолу) в поселок Земляное. Недолго занимались девушки этим промыслом. Какое-то время они работали на другом предприятии на железнодорожной станции. А встретив своего суженого Николая, устроилась на ферму в родной деревне, да так и осталась здесь до самого выхода на пенсию. Работала телятницей и очень любила своих подопечных, вкладывала в них свою душу. О тех годах говорит просто и искренне: «Отдавали жизнь, трудились на совесть». Немного погодя, вспоминает: «Напою теленочка, а он что-то невеселый. Проснусь ночью, аж грудь щемит: хоть бы не заболел». Добросовестный труд давал результаты: привесы были хорошие. Фотография телятницы совхоза висела на Доске почета в центральном отделении. Случай такой пришел на память пожилой женщине: «Приехали ветврачи делать прививки телятам, просили мужчин у руководства фермы, чтобы подержать молодняк во время инъекции. А мужчины не понадобились: две худенькие Марии (Мария Михайловна Ромашкова — вторая телятница, с которой вместе трудились они на тот момент) успешно справились с этой работой». Еще бы, какие мешки с комбикормом да и другие тяжести таскать приходилось! «Было трудно, но мы не грустили, песни любили петь», — добавляет пожилая женщина.
В семье Ламыкиных родилось пятеро детей: две дочки и три сына. Часто приезжают к матери дети и внуки. Правнуки уже есть. За детей она благодарна Богу: «Хорошие выросли». Только вот не утихает боль в материнском сердце — рано ушел из жизни сын Ваня. Каждый выходной спешил он в деревню из Брянска, чтобы помочь маме (отца давно нет, умер преждевременно). «Все он поделал, трудяга был, — говорит Мария Васильевна. Слезы потекли по материнским щекам. — Теперь вот Рома и Женя, сыновья Ивана, приезжают, помогают мне». Дом добротный, и не подумаешь, что здесь давно нет мужчины. Другие дети тоже часто навещают мать, зовут к себе, невестка не забывает. Но не хочет она никуда ехать. В Холмечи вся жизнь прошла. Родители, муж, теперь и сын здесь похоронены. До недавнего времени приглядывала часовню на кладбище, наводила порядок на близлежащих могилках. «Сейчас не одолеваю уже, соседка Мария Ромашкова вместо меня», — сетует женщина. Болит у нее душа о своей деревне. Сокрушается Мария Васильевна, что теперь она совсем опустела: «По пальцам можно пересчитать всех жителей!».
Уезжаю с тяжелым сердцем — это ведь и моя деревня…
Н. Тришина