«Страшную весть о том, что фашисты напали на Советский Союз нам принес бригадир, — вспоминает Александра Михайловна Симонова из Городца. — Мы были в поле, где пололи картошку. Подошел к нам, подросткам, так и сказал, и слова эти до сих пор в сознании: «Я принес вам, девчата, страшную весть — война. Гитлер на нас напал». Указал на меня и еще девятерых девчат: «Вы мобилизуетесь на рытье окопов. Завтра пойдете в Выгоничи, а оттуда поедете в Брянск». Прибежала домой, а там мать вся в слезах: «Что же будет с нами?» В семье нашей шестеро детей — три сестры и три брата. Собрала мне мать небольшой узелок. Брянск-то вот он, считай рядом, чего уж там много набирать. В случае чего можно и домой прийти, если что дополнительно потребуется — думала я. Поехали. Проехали Брянск, едем и едем. Уже вопросы друг другу стали задавать: «Куда же везут?» Оказалось в Смоленск. Там рыли оборонительные сооружения и день, и ночь. А кормили нас кое как. И вот началась бомбежка. Гибло много от этого. Немец не только бомбил, но и из пулеметов, пролетая, стрелял. Страшно очень было. В один из таких дней старший, кто нами командовал, махнул рукой и сказал: «Бегите девки кто куда». Мы и побежали. Узнавали в деревнях направление на Рославль — там ведь железнодорожный вокзал. Питались когда колосками, когда тем, что удавалось выпросить у деревенских. Добрались до Рославля, а оттуда уже на платформах до Брянска. Две недели добирались до дома. Мать уже и не надеялась меня живой увидеть. За это время отец уже был призван на фронт. Так и остались мы с матерью. Потом пришли завоеватели. Чувствовали себя полноправными хозяевами».

За период оккупации Шура испытала все: и рабский труд на валке леса вдоль железнодорожного полотна и других работах, и унижения, и силу немецкого приклада, и жизнь в землянке, так как хату спалили захватчики. Но все она стерпела и только закалилась от этого ее душа. Хуже, когда приходилось испытывать холод и постоянный голод.

«Жить стало полегче, когда нас освободили в 43-м. Главное, что ушел постоянный страх за себя и своих родных. А к работе я привыкшая. Пахали мы, молодые девчата и женщины на коровах. Хотя война еще и шла, но это было уже далеко, и это был мирный труд. Второго июня 1945 года мы праздновали Алексеев день. И тут кто-то крикнул: «Шура, Федор с войны вон идет». Этот крепкий парень еще до войны за мной бегал. Теперь перед нами предстал инвалид с палочкой. Но, наверное, нас вела судьба: он выжил, я не выскочила замуж. В общем, 17 июля мы сыграли скромную свадьбу. У Федора была вторая группа инвалидности, потом дали третью, а потом и ее сняли. Сказали в больнице, что здоров. А он всю жизнь промучился после тяжелого ранения и 40 лет носил в себе осколок, о котором не знал и сам, не определили это и врачи. Они даже, был момент, говорили нам, что дни Федора сочтены, готовьтесь. Но вышел кусок металла сам, и уже после этого еще жил мой Федя почти 20 лет. Вот только ушел раньше меня». Но это не первая потеря Шуры. С чем может быть сравнимо горе матери, похоронившей своего ребенка? Александра Михайловна пережила это трижды. Ушли прежде времени ее сыночки. Первым — старший Владимир, вторым — младшенький Ваня, а потом и Александр.

Слава тебе, женщина войны! Слава тебе, женщина, ставшая в жизни матерью-героиней, родившей и воспитавшей пятерых детей! Слава тебе, женщина-труженица, вынесшая на своих плечах все невзгоды судьбы и сохранившая доброе сердце и широту русской души!

Александр ВАСИЛЬЕВ. Фото автора